воины, расходясь в свои племена и жилища, рассеялись по разным местам, он велел схватить поодиночке и предать смерти тех, которые наиболее отличились разбоем и неповиновением[106].

Подобные опустошения, кажется, ознаменовали переход австразийцев и через северные пределы Гонтранова королевства, и эта обида, тяжко его оскорбившая, повлекла разлад между ним и Сигебертом. С другой стороны, миролюбие нейстрийского короля было непродолжительно; увидев себя вне опасности, он возвратился к своей постоянной мысли и снова обратил жадные взоры на аквитанские города, которыми владел он короткое время. Ссора, возникшая между братьями, казалась ему благоприятным обстоятельством для возобновления своего предприятия; он поспешил воспользоваться случаем и менее нежели чрез год по заключении мира послал сказать Гонтрану: «Пусть брат мой последует за мною, повидаемся и сообща пойдем на врага нашего, Сигеберта»[107]. Предложение это было очень охотно принято; оба короля имели свидание, одарили друг друга в знак дружбы и заключили наступательный союз против австразийского брата. Хильперик, в полной надежде на успех, послал к берегам Луары новые войска под начальством сына своего, Теодеберта, вторично переправившегося через нее в 575 году, а сам вступил в реймсские земли, составлявшие западный предел Австразийского королевства. Его нашествие сопровождалось такими же опустошениями, как и война Теодеберта в Аквитании; он жег селения, уничтожал жатвы и грабил все, что только можно было взять с собой[108]. Слух об этих хищениях дошел до Сигеберта в одно время с известием о составленном против него союзе. Он уже раз просил Хильперика вопреки настояниям своей жены, не хотевшей ни мира, ни перемирия с убийцей Галесвинты; теперь негодование его было взрыв человека, простого сердцем, но горячего характером, который вдруг узнает, что его обманули. Он разразился ругательствами и проклятиями. Но этот кипучий гнев, род горячки, припадок, который мог снова утихнуть от покорности врага, не был надежен и не удовлетворял Брунгильду. Она привела в действие все влияние свое на мужа, чтобы вселить в душу его более обдуманную жажду мщения и направить его злобу к единственной цели, братоубийству. «Рассчитаться со злодеем» – таков был вопль сестры Галесвинты. На этот раз Сигеберт ее послушал и с целью биться насмерть снова воззвал к восточным франкам и зарейнским народам, призывая их к войне на Хильперика[109].

Жители Римской Галлии. Прорисовка барельефа с колонны Антония

Для возбуждения этих людей, так мало сговорчивых к борьбе отчаянной, австразийский король обещал им все: денег, добычи, даже города и земли в Галлии. Он пошел прямо к западу, на помощь Реймсской области, что избавило его от забот насчет перехода через Сену. При его приближении Хильперик, избегая битвы, как и в прежнюю войну, отступил вдоль по течению Марны и искал удобной позиции около Нижней Сены. Сигеберт преследовал его до самых стен Парижа; но тут остановился, польстившись мыслью завладеть городом, который считался в то время весьма крепким, и устроить в нем склад для военных запасов, а в случае нужды – и верное убежище. Как ни благоразумна была такая мысль, однако, повинуясь ей, король австразийский поступил дерзко, чего, без сомнения, не решился бы сделать, если б жажда мщения не заглушила в нем всякого чувства совести и страха.

По смыслу раздельного договора, заключенного восемь лет назад, Париж, размежеванный на три участка, считался городом нейтральным, вход в который воспрещен был каждому из трех сыновей Хлотаря под самой священной клятвой – под опасением всевозможных религиозных страхов. До сих пор ни один из братьев не осмеливался преступить клятву и презреть проклятия, призванные на того, кто ее нарушил. Сигеберт на это отважился: он предпочел скорее пожертвовать своей душой, нежели пренебречь единственным средством для успешного достижения своей цели. Париж, действительно, был ему необходим как опорный пункт, или, употребляя новейшее выражение, как базис дальнейших его действий, смотря по тому, хотел ли он идти на запад против Хильперика, или на юг против Теодеберта. Итак, вопреки договору, он потребовал сдачи города и вступил в него без всякого сопротивления, потому что Париж был охраняем только заступничеством святых Полиевкта, Гилария и Мартина[110].

Учредив свое пребывание в Париже, король Сигеберт прежде всего занялся отправлением войск против Хильперикова сына, который, обегая Аквитанию по прошлогодней дороге, вступил уже в Лимож. Полоса земли между городами Туром и Шартром, заключавшая в себе области Шатоден и Вандом, принадлежала Австразийскому королевству; Сигеберт решился набрать там войско, дабы сберечь тем силы, приведенные им с собой. Вестники его ходили из села в село, призывая всех свободных мужей явиться в назначенном месте, в каком кто мог оружии, от кольчуги и копья до простого ножа и окованной железом дубины. Но ни в городах, ни в окрестностях никто не отвечал на воззвание, и, несмотря на пеню в шестьдесят золотых солидов, налагаемую на ослушника королевских повелений, жители Шатодена, Вандома и окрестностей Тура не вооружались и не покидали жилищ своих[111]. Эти люди знали только одно: что земля их составляет участок Сигеберта и что взимаемые с них подати принадлежат австразийской казне; а так как король, от которого они зависели, не давал им прежде чувствовать своей правительственной власти никаким действием и как приказание это впервые от него исходило, то они и не обратили на него большого внимания.

Если б такое страдательное сопротивление было продолжительно, то оно заставило бы австразийского короля разделить свои силы. Для скорейшего и миролюбивого прекращения этого сопротивления Сигеберт отправил искуснейших своих переговорщиков, Годегизеля, палатного мэра, и Гонтрана, по прозванию Бозе, то есть человека хитрого, пронырливого и сметливого, одаренного, несмотря на свое германское происхождение, такой гибкостью ума, которая составляла принадлежность только галло-римского племени. Оба австразийца успешно выполнили свое поручение и вскоре перешли через Луару с войском, плохо вооруженным, но довольно многочисленным, для того чтоб осмелиться померить силы с франками Теодеберта[112].

Эти франки, и без того сильно напуганные известием об австразийском вторжении, встревожились еще более, когда узнали, что на них идет войско и что отступление им отрезано. Но Теодеберт, как ни упало духом его войско, решился, как истинный германский вождь, идти на встречу неприятелю[113]. Он выступил из Лиможа и шел занять позицию на берегах Шаранты, в восьми или десяти милях от Ангулема; во время этого перехода множество народа разбежалось, так что перед началом битвы он был почти всеми оставлен; несмотря на то, он сражался с большим мужеством и был убит в схватке. Галльские поселяне, составлявшие войско Годегизеля и Гонтрана-Бозе, не питали такого благоговения к потомкам Меровинга, как