и вяжет шерстяные, невероятно колючие свитера. И главное – печет вафли, вкуснее которых нет на свете. Отношения с двоюродной бабушкой для героя очень важны и всегда связаны с этими самыми вафлями.

Мы провели у бабы-тети полдня и помогали во всем. Когда мы приехали, начался дождь, и на улице стало темно. А внутри баба-тетя красиво накрыла на стол, и все было так тепло и уютно, что у меня заныло в животе. Сидеть на диване у бабы-тети и есть горячие вафли под шум дождя на улице – лучше этого нет ничего на свете. Я попытался вспомнить что-нибудь лучше этого, но не вспомнил[162].

Мальчик хорошо понимает, что такое смерть, и страшно ее боится. Когда его лучший друг Лена, постоянно попадающая во всякие передряги, срывается со скалы, Трилле точно знает – если с подружкой что-нибудь случится, он просто не сможет жить дальше. Лена отделывается всего лишь сломанной рукой, но для Трилле это важный урок страха за того, кто ему так дорог. И почти сразу его настигает новое испытание – смерть бабы-тети. Как он сам говорит: «Что-то внутри меня разбилось… Плакали даже дед и папа. Это было хуже всего. Весь мир изменился, потому что в нем не было больше бабы-тети»[163].

Трилле очень трудно смириться с потерей. Мертвый человек в гробу, похороны (хотя сама по себе эта процедура Трилле не в новинку) не отвечают на самый главный вопрос – где теперь умерший? На небе, как все объясняют ребенку, или в земле, куда опустили гроб? Та же дилемма, что и у Бруно. Другой вопрос, который наверняка задает себе каждый ребенок, попавший на поминки, – почему (и зачем) на поминках люди так много едят (и пьют). У Бруно есть ответ:

После похорон все пошли в трактир. Оттого что так много плакали, все, очевидно, проголодались. И теперь жадно ели жаркое с картошкой. И пить всем тоже хотелось, и они пили много пива.

И то и другое, казалось, действовало как лекарство против грусти, так что со временем все развеселились. Они рассказывали друг другу истории о дедушке и смеялись[164].

Еда на поминках символизирует продолжение жизни для всех, кроме умершего. Как говорит героиня еще одной книги, о которой мы поговорим позднее: «Похороны, решила я, все-таки для живых»[165]. Трилле тоже понимает, что еда на поминках неразрывно связана с печалью и потерей.

Лена уезжает, и у Трилле больше никого не остается – отъезд подруги и смерть бабы-тети вызывают двойную грусть, такую сильную, что и делать ничего не хочется. Даже у любимой еды вкус пропадает. В этой повести очень важна связь еды (особенно коллективной трапезы) и смерти. Еда олицетворяет жизнь, не хочется есть – не хочется жить. А вот грусть в детской книжке – явление преходящее. Вафли, которые пекла баба-тетя, становятся символом победы над смертью. Бабушку, конечно, не воскресить, но подружка возвращается на остров, и в конце концов Трилле понимает, как можно утешить деда, горюющего по умершей сестре. Надо устроить настоящие поминки – по-настоящему помянуть бабу-тетю и напечь гору «вафельных сердец» по ее рецепту. Тогда она наверняка будет смотреть на них с неба и улыбаться. И дед тоже улыбнется наконец-то – после седьмой съеденной вафли.

В финале книги шведского писателя Ульфа Старка «Чудаки и зануды» (2002) звучит тема прижизненных поминок. Персонажи – семья довольно странная. Мама Симоны все забывает и теряет и вряд ли может быть названа образцовой мамой. А вот дедушка с самого раннего детства девочки был для нее всем – и Богом-Отцом, и просто отцом, потому что другого папы она не знала. После смерти бабушки дедушка поселяется в доме престарелых, он не хочет возвращаться в дом, раз там уже нет его жены. И все-таки в конце он сбегает из дома престарелых к дочери и внучке. В мире, где все, по словам дедушки, делятся на чудаков и зануд, они – все трое – из породы чудаков, но только не зануд. Сам дедушка готов к смерти, и Симона тоже знает, что дедушка скоро умрет, но все же в ней теплится надежда.

Теперь я молила другого Бога, даже не зная, существует ли он на самом деле: пусть он сделает так, чтобы дедушка никогда не умирал[166].

А тут еще и коротко стриженную Симону в новой школе принимают за мальчика, и ей поневоле приходится перевоплотиться в задиристого мальчишку Симона. Жизнь оказывается немного легче, когда тебя считают мальчишкой. Дедушка – единственный, кому Симона/Симон сразу же доверяет свою тайну. Маскарад длится не слишком долго – всего неделю. Но переживания этой недели позволяют ей внутренне приготовиться к смерти дедушки. И тут как раз дедушка собирает вместе всех, кто ему дорог, – семью, старых-престарых друзей. Это пир на весь мир. И поминки по уходящему старику:

Мы расселись за длинным столом. Белая скатерть слегка колыхалась на ветру. Скоро от чопорности не осталось и следа. Ее вытеснили пирожки, паштеты, кулебяки, селедка, пряные цыплячьи окорочка, утиные грудки под малиновым соусом и смыли лимонад, вино и пиво.

Сам дедушка ел немного. Лишь пробовал по чуть-чуть.

Я хотела положить ему побольше, но он покачал головой.

– Сегодня мне хочется просто смотреть, как едят другие, – сказал он. – Я не голоден.

Мне тоже не хотелось есть. Но остальные накладывали себе на тарелки всевозможные разносолы, салаты и фрукты. Голоса звучали все громче, звонкий смех взлетал к кронам деревьев, а над свалкой балансировало солнце – словно зрелый персик[167].

Дедушка уже знает, что сочтены не то что его дни – даже часы, и он уходит мирно, держа за руки дочь и внучку: «дыхание его становилось все слабее, пока не затихло совсем»[168]. Однако эта книга не о смерти, она именно об ожидании ухода близкого человека, страхе перед его скорым исчезновением из твоей жизни. Коллективная трапеза отмечает, фиксирует этот переход, помогает справиться со скорбью.

Глава 25

Скорбь по умершему

Разве ты не видишь, что с любовью легче прожить тут, на земле?

Пол Гэллико.

Томасина

Не только дети в детских книгах учатся понимать чувство скорби. Это чувство настигает и взрослых. Скорбь по ушедшему не ограничивается похоронами, это долгий и мучительный процесс. Скорбь может