отметил совершавшиеся при этом факты мошенничества российских чиновников: «По корейскому делу происходили страшные злоупотребления. Мало того, что корейцев кормили дурным хлебом – их иногда вовсе не кормили, хотя и выписывали на них хлеб: выписывался хлеб даже на тех, которые умерли или ушли в Манжурию: они числились наличными». Через десять лет после появления работы В.И. Вагина, в 1885 году, иркутская газета «Восточное обозрение» поместила выдержки из нее, вновь взволновавшие общественность, уже подзабывшую об этих «негативных явлениях». В уже цитировавшейся работе И.П. Надарова «Инородческое население Уссурийской страны…» автор полемически отвечал В.И. Вагину: «В № 32 газеты «Восточное Обозрение» за текущий 1885 г. приводятся выдержки из статьи г. Вагина…, и в этих выдержках обвиняют нас, русских, в том, что корейцам приказано было выдавать негодную рожь, их кормили дурным хлебом или вовсе не кормили, хотя и выписывали на них хлеб. Дело в том, что хорошо еще им негодную рожь давали и хоть дурным хлебом да кормили. Администрации того времени слишком трудно было предвидеть громадный наплыв корейцев в 1868 г. и своевременно заготовить для них продовольствия; следовательно, кормили корейцев поневоле чем можно было. Не давай корейцам дурного хлеба, им пришлось бы питаться древесной корой и лесными кореньями».

Конечно, можно и так рассуждать, хотя злоупотреблений чиновников, о которых прямо писал В.И. Вагин, это не оправдывает…

«С конца декабря 1869 года правительство Кореи и местные власти провинции Хамгён для прекращения массовой эмиграции своих соотечественников в Россию действительно приступили к проведению ряда экономических и военных мер в северных районах страны. Были приняты меры по улучшению материального положения населения и усилению наблюдения на границе. В специальном обращении к народу, опубликованном 25 декабря 1869 года, говорилось, что губернатору провинции Хамгён приказано представить свои соображения по вопросу о возможности уменьшения налогов, устранения злоупотреблений в местных учреждениях и на торговых ярмарках Хверёна и Кёнвона. Правительство обещало не наказывать перебежчиков в случае их возвращения в родные деревни. Они обеспечивались продовольствием, одеждой и землей, а старые долги и недоимки с них списывались» (Б.Д. Пак. Корейцы в Российской империи). Впрочем, это были скорее только намерения; фактически нелегальные иммигранты по-прежнему наказывались, да и у них самих не было особого желания проверять, как их примут на покинутой родине. Вспомним эмоциональное замечание А.Я. Максимова по поводу переселенцев: «…они, по-видимому, мало доверяли обещаниям своих правителей и благоразумно берегли свои головы».

Часть 3

Корейцы в российском Приамурье Расселение корейцев по Южно-Уссурийскому краю

П.Ф. Унтербергер об этом периоде в своем очерке Приморской области писал так: «Вначале администрация наша индифферентно смотрела на переселение к нам корейцев, в последующие же годы, до 1869 г., она относилась к этому факту даже дружелюбно… 1869 год заставил на это дело взглянуть серьезнее. Наводнение корейцами Южно-Уссурийского края никак не могло входить в наши интересы, а потому начали принимать меры, чтобы пресечь дальнейший их приток. Но это было чрезвычайно трудно, так как к тому времени, при установившихся торговых сношениях на границе, преимущественно скотом, правительственные власти Кореи как-то легче начали смотреть и на эмиграцию их соотечественников к нам, извлекая из нее поборами известную пользу для себя.

Корейцы и корейская фанза.

Из книги П.Ф. Унтербергера «Приморская область. 1856–1898 гг.».

С другой стороны, все увеличивающееся благосостояние живущих у нас корейцев, поставленных в несравненно лучшие условия жизни, чем у себя дома, служило стимулом для той части заграничных корейцев, которая бедствовала у себя дома, также эмигрировать к нам. Препятствовать этому мы почти не могли по недостатку полицейского надзора за пограничной линией и за разбросанными на нашей территории корейскими поселениями.

Ввиду этого корейское население продолжало у нас расти. Так как оно группировалось больше на границе, то, признавая в политическом отношении вредным оставлять его там, мы в начале 70-х годов приступили к переселению корейцев больше вглубь страны, и таким образом появились корейские деревни на реках Суйфуне, Шуфане и Лефу, а в последующие годы – также на реках Майхе и Сучане. Впоследствии образовались еще поселения корейцев близ Хабаровска, кроме того, в 1872 г. 500 корейцев были направлены в Амурскую область, где основали с. Благословенное близ станицы Екатерино-Никольской.

Дальнейшее продолжение эмиграции к нам корейцев все больше и больше озабочивало местную администрацию, которая, не без основания, опасалась преобладания этой, чуждой нам, народности над русским населением края…». На взглядах П.Ф. Унтербергера в отношении корейской иммиграции мы еще остановимся, а сейчас рассмотрим эти события в более расширенном и подробном варианте. Немалые финансы, требующиеся для организованного размещения (а вернее – перемещения) корейских беженцев 1869 года, были изысканы достаточно быстро. Своим предписанием от 31 декабря того же года генерал-губернатор Восточной Сибири М.С. Карсаков выделил 4495 рублей «на закупку хлеба и скота для вновь переселившихся в 1869 году корейцев и на снабжение их другими необходимыми средствами при водворении на местах нового жительства». И тут же, с января 1870 года, началось масштабное административно организованное отселение перешедших в Южно-Уссурийский край корейцев от границы.

В.И. Вагин уточняет: «Главное местное начальство (имеется в виду генерал-губернатор Восточной Сибири М.С. Карсаков – В.П.), тотчас по получении донесения губернатора, распорядилось отправить 4 ½ т. рублей на обеспечение продовольствия Южно-Уссурийского края и на снабжение корейцев всем необходимым при водворении. Вслед за тем даны были некоторые указания о поселении корейцев. Их надлежало направить внутрь страны и преимущественно в долину р. Дауби-хэ (теперь Арсеньевна – В.П.); там, кроме заселения местности по тракту, употреблять в работу по устройству телеграфной линии и дороги. По Даубихинскому тракту их надлежало размещать, хотя и по их выбору, на таких расстояниях, чтобы поселения их могли служить станциями. Генерал Корсаков находил, что прибрежье Южно-Уссурийского края необходимо заселить русскими; поэтому он не одобрял мысли о поселении корейцев около залива св. Ольги и просил принять за правило вообще не селить корейцев на приморских местностях, тем более, что эти местности не соответствуют главному их занятию – земледелию. Не велено также селить их и близ государственной границы. Пособия корейцам разрешено производить только для удовлетворения крайних нужд их и стоимость всего выданного впоследствии с них взыскать. Кроме дорожных и телеграфных работ, для занятия корейцев указывались еще каменноугольные и другие работы». Вся вновь прибывшая корейская рабочая сила была столь же оперативно задействована; она пришлась весьма кстати, поскольку работы в крае хватало, а рабочих рук – нет. Распространенное представление, что беженцев приютили и накормили исключительно из соображений