Соратника победа Алессана впечатлила — юноша хорош и в магии, и в ловкости ума — осталось ему несколько перерасти стремление к позерству. Гордыня мало что не довела их с Леей до беды, но, видно, резюме должно еще улечься. Нельзя, однако, не признать: Лис был из тех, кто тащит ход истории вперед.

Сам древесник не искал подобных лавровых венков, хотя и был не прочь найти для мира новые особенные чары. Его сосредоточенная Арис — лучшая помощница во всем! Вот-вот родная маленькая леди разделит с ним и быт, и радости магических открытий.

Шагая, Себастьян ступил на что-то мягкое. Нога брезгливо дернулась — дурная мышь попала под сапог?

«Еще придется отмывать, чтобы Виола пропустила в залу!» — вгляделся он, надеясь ошибиться.

В пыли лежало что-то шерстяное, но без лап. Юноша почти перешагнул помеху с облегчением, как вдруг нагнулся к ней и подхватил поближе. Сердце угадало раньше глаз: ладонь знакомо уколол коричневый клубок, а на обрыве нити висли утепляющие чары. Почерк их магического кода древесник знал не хуже своего.

— Здесь была Арис, — прошептал он потрясенно.

Сиявший триумфатор обернулся.

— Когда?

Себастьян вертел клубок и сам себе не верил. Заряд из края нити обычно утекал за несколько часов, но здесь еще были слышны его остатки.

— Сегодня, кажется. Недавно.

— Я был у них! — напомнил Алессан. — Она вязала варежку и распускала раза два, потом ушла к себе еще до ужина. Я записал волнение на завтрашний дворцовый бал.

— И все-таки она прошла через эти ворота.

Себастьян оглянулся на «вилы»: невеста нынче там, в одной из комнат? Возможно, заперта? А можеть быть — отрадна?

Он почти готов был броситься назад, вцепиться, если нужно, и в Селима, но взгляд упал на длинные полоски по земле — следы колес уехавшей кареты. Они еще не стоптаны ногами конюхов и птичниц, обыкновенно тут сновавших днем.

— Принц провожал свои дары, — припомнил Алессан, подхватывая это озарение. — А выглядел, как будто покорил страну.

Себастьян закрыл худыми пальцами лицо. Мозаика начинала находить места, но сам узор казался дикой шуткой.

— Она взяла вязание в дорогу.

От ужаса и Алессан признал в себе фатальный недостаток.

— Я слепой идиот. Он же весь вечер у советника манил ее в Тассир!

Древесник тотчас бросил руки вниз и глянул гневно.

— Арис не могла увлечься этим принцем! Она не из таких!

— Знаю, — почти виновато кивнул Алессан. — Но она спрашивала о заложниках. Я отвечал такую разукрашенную чушь! Легко могла решить, что это — выход всех международных сложностей.

— И я был в двух шагах, когда она…

Дальнейший ход своих мыслей древесник не помнил — он вдруг нашел себя в седле красавца Вихря. Скучавший по полету конь сорвался вмиг.

— Новоюжная дорога! — крикнул вслед Алессан и тихо добавил. — Надеюсь, они не решили кружить.

Недогляд за маленькой кузиной с огромным сердцем он себе, пожалуй, тоже не простит.

Глава 43. Ход черным конем

В Итирсисе: 8 сентября, пятница

Арис никогда не жила вне Итирсиса. С самого рождения она знала себя частью столицы — не стволом, который направляет судьбы мира, но все-таки веточкой этого дерева.

Сегодня она села в принцеву карету, и хлопнувшая дверца точно обрубила этот прут. Он еще качался на тонкой полоске коры, но с каждым поворотом, с каждым оставленным полем, с каждым отрябившим в окнах лесом эта связь уходила в былое.

Арис решилась проститься только с Селеной.

Подруга отроческих лет меньше всех удивилась монаршему происхождению вязуньи, и редкие их встречи не теряли прежней близости. Вчера, краснея, Арис наплела, что семья вскорости перебирается на юг, и долго плакала от этой лжи и мысли, что больше подобной подруги ей не повстречать.

Отцу и матушке «царевна» не сказала ничего, кроме щемящей «доброй ночи» сразу после ужина, от Алессана убежала еще раньше. О том, чтобы прощаться с Себастьяном, страшилась и думать — никуда бы тогда не уехала.

А ехать непременно было нужно.

Кто она в Итирсисе? Ни простолюдинка-рукодельница, ни благородная царевна. Кое-как оружейникам в прожекте помогла — экая заслуга! Не зацепись они за Арис, пожалуй, сами быстрее бы справились. Да и защита ее вязаная не столь уж хороша — неуклюжая на вид и чаровать ее затратно.

Горько защипало нос, вязунья одиноко шмыгнула и приложила голову к башне стянутых веревками шкатулок, что составляли ей компанию в дороге.

Не зря над ней смеялся свет — куда там лезть с ее талантами? Ни в музыке, ни в танце не сильна, по-шарльски не грассирует изящно, а квакает болотной пучеглазой жабой. Себастьян заслужил иную невесту, грациозную в каждом движении, смотрящую прямо в любых обстоятельствах — подобно ему самому. Когда он остановил на ней свой взор впервые, Арис знала свое место и была рациональной маленькой вязуньей, оттого показалась ему хороша. Теперь она — что вырванная с корнем придорожная ромашка: в золотую вазу не поставить и назад не прирастить. Цветок еще кажется свежим, но скоро сожмется в засохший комок.

Раз кому-то должно покинуть родных — пусть это будет она, никудышная. В новом быту личные качества не будут значить ничего, можно тихонько доживать свой век в углу — уж сколько там заложнице отмерят. Счастье, что Селим разглядел беспомощность ладийской «царевны» и случайно подсказал ей путь, где ее глупая жизнь хотя бы принесет кому-то пользу.

За окном расстелилось пшеничное поле. Маг в сопровождении «царевны» неплохо чаровал пути, и экипаж не пересчитывал дорожных ям, однако, но на корявой ветке все-таки подпрыгнул. Арис мотнуло внутри, бедняжка стукнулась виском о жесткие шкатулки.

Так всегда — тем тебе горше, тем более вокруг находишь подтверждения своей никчемности.

«Само изящество!», — потерла Арис голову, почти пустив слезу.

О чем она там думала? Да, Селим. Счастье, что хотя бы он случайно подсказал…

Случайно?

Она снова потерла висок и нахмурила брови.

Вообще-то, принц не походил на человека, дающего случайности сорваться с его губ.

«Царевна» оглядела башню из шкатулок. Большие ящики с мехами были привязаны позади экипажа, а здесь, рядом с ней, поместили только драгоценности — и они заняли изрядное пространство. Селим так умело сходился с людьми, что те охотно кичились щедростью и даже несколько соревновались в ней между собой.

Ловкий принц легко заговорил ее саму: нашел в волнах чужого неизведанного моря и переложил в стремительный ручей, дарующий определенность. Из уст авторитетного посла лились такие похвалы, что все сомнения казались мнительною чепухой далекой от политики