в путешествие: теперь, когда у них в замке поселился этот Эйдле. Паландора, как видно, не слишком хорошо понимала, что роль советника не тождественна роли заместителя — или искусно делала вид, что не понимала. Вот только куда поехать, когда у Виллы по всему Ак'Либусу друзья и осведомители? Уж лучше куда-нибудь подальше, прочь с острова.

И тут её озарило: Виттенгру.

Если предложение кианы Фэй было до сих пор в силе, почему бы им не воспользоваться?

Конечно, женщина, чей младший сын оказался безнадёжно влюблён в эту девочку, а старший так и вовсе погиб, будучи на ней женат, едва ли горела желанием видеть её. Да и сама Паландора не была уверена, что сможет смотреть ей в глаза без стыда, но какие у неё имелись альтернативы? Уж против того, чтобы её подопечная съездила к достопочтенной Фэй, киана Вилла возражать не будет. Из этикета, для расширения кругозора, чтобы подтянуть виктонский, развеяться и ознакомиться со столицей просвещённого государства, — да мало ли ещё, из каких соображений. Путь на материк неблизок, так что ехать меньше, чем на сезон, нецелесообразно: все с этим согласятся. А уж её беременную служанку никому не придёт в голову обсуждать по ту сторону океана: есть темы и поважнее.

Оставалось уговорить попечительницу отпустить её за границу и написать киане Фэй. И крайне желательно пуститься в путь до того, как положение Рруть станет невозможно скрывать.

Тогда Паландоре пришла в голову ещё одна светлая мысль: обратиться за помощью к Эйдле. Судя по всему, у неё отлично получалось с ним ладить, а у того, в свою очередь, — ладить с Виллой. Да уж, лучшего времени, чтобы в их жизни появился этот серый кот, и придумать было нельзя.

— Скажите, вы владеете виктонским языком? — обратилась к нему Паландора и (ещё одна хорошая новость!), услышав утвердительный ответ, попросила помочь ей составить письмо, рассказав заодно, кому она пишет. Эйдле галантно выразил своё огорчение, связанное с тем, что юная киана, не успев возвратиться из Йэллубана, уже вновь намеревалась отправиться в путешествие.

— Я и вообразить не мог, что вы такая странница, — заметил он.

— Вовсе нет, — заверила его Паландора, — и в этом всё дело. Видите ли, я непозволительно редко покидала свой Пэрферитунус. А гердине надлежит быть всесторонне развитой. Вот я и навёрстываю упущенное, покуда есть время.

Этот же аргумент, но из уст Эйдле, произвёл своё магическое воздействие на киану Виллу. Она отпустила юную Паландору, когда из столицы Вик-Тони прибыл ответ. Киана Фэй писала, что с удовольствием примет девушку у себя и будет рада показать ей красоты своего города. Добавила, что Рэй этим летом собирался держать вступительные экзамены в университет и очень много занимался. Осведомлялась о здоровье кианы Виллы и передавала всем привет.

Паландора, намеренная передать ото всех ответный привет, взошла на борт торгового галеона. Корабль не был пассажирским, а потому капитан уступил высокопоставленной гостье одну из кают старшего состава. Её служанка, в свою очередь, провела большую часть времени на внешней палубе, перегнувшись через фальшборт и чувствуя себя крайне скверно. Бедняжка и без того оказалась чрезмерно чувствительной к качке, а её положение только добавляло ей неудобств. Едва неделю спустя они прибыли в порт, как она с ужасом подумала о том, что им предстоял ещё и обратный путь! Рруть размышляла о том, как бы вовсе этого избежать — остаться, что ли, на материке? Она стояла на палубе, зажмурив глаза и уткнувшись лицом в платок, и не видела…

Не видела той красоты, которая открывалась взору её госпожи.

Глава 47

Паландора в жизни не бывала в таком крупном городе, как Виттенгру. Таком грандиозном, монументальном. Здесь высились здания в пять и даже десять этажей, чуть ли не каждое размерами с её замок! А за ними — ещё такие же здания. Каменные, кирпичные, отделанные изысканной лепниной, пилястрами, фризами, украшенные колоннами и даже целыми скульптурами, выполняющими их назначение: рослыми мускулистыми статуями мужчин, поддерживающих массивные карнизы и балконы с таким невозмутимым выражением лиц, словно им это совсем ничего не стоило; коней, вставших на дыбы и гарцующих под балюстрадами на золочёных копытах; медведей с серебристой шкурой, запрокинувших косматые головы и открывших зубастые пасти в безмолвном рыке. Все эти здания величаво проплывали мимо них, одно за другим, до тех пор, пока судно не вошло в гавань.

Да, это не полтора пирса Озаланды! Киане никогда раньше не доводилось видеть такое количество причалов и пришвартованных кораблей, лодок, баркасов. Прогулочных яхт и сторожевых корветов. Бригов, фрегатов, каравелл. Здесь был даже крупный четырёхпалубный линейный корабль первого ранга, чья верхняя палуба едва угадывалась в небесах и начиналась там, где у иных судёнышек кончались мачты. Нос корабля украшала гигантская фигура королевы Виктории, матери ныне правящей молодой королевы Вивьенн, которая взошла на трон три года назад, и сам корабль носил её имя: Неустрашимая Виктория. Паландоре крайне повезло увидеть этот колосс: обычно он квартировался в частном королевском доке, но к шестой неделе альфера 841 года его вывели в порт для принятия участия в военном параде, посвящённом столетию победы Виктоннии над Алазаром в тридцатилетней войне.

Эскатонцы издавна покушались на виктонские земли, да и виктонцы, признаться, исторически были теми же эскатонцами, отколовшимися от империи по политическим соображением более семисот лет назад. Не случись этого, сейчас территория Алазара была бы на пятьдесят процентов обширнее — и даже больше, возможно, ведь тогда легионы пошли бы в наступление на Вардис и Мигне. И, скорее всего, подмяли бы под себя даже Беллию, оставив от неё, в лучшем случае, какой-нибудь захудалый храм на западном утёсе.

Так что виктонцы прекрасно знали: за Эс'Карл-Тони нужен глаз да глаз. Неблагонадёжные сыны империи вплоть до девятого века нет-нет да пытались откусить от землицы по ту стороны западных узких проливов хоть небольшой кусочек — и тридцатилетняя война была одним из примеров тому. Они ведь помнили, что всё это богатство когда-то принадлежало им. Виктонцы храбро оборонялись, не уступали ни пяди. Теперь же у эскатонцев были проблемы посерьёзнее, которые им подкинул восточный сосед, так что они пока охладели к Вик-Тони. Вели с виктонцами дружбу и торговали — правда, всё больше, на своих условиях. Виктонские моряки, ходившие на торговых кораблях в Алазар, могли бы порассказать много гадостей, но Паландора об этом не знала: Ак'Либус был для международной торговли закрыт. Самое большее, для чего корабли, приписанные к острову,