«Рэдмунда на него не хватает», — мысленно фыркнула Паландора, слушая, как на следующий день он взахлёб рассказывал об этом матери. Но, вообще, ей было приятно, что Рэй с каждым днём доказывал снова и снова, что он — на своём месте.

В тот день он, едва позавтракав, убежал на первую студенческую вечеринку по случаю начала учебного года. Киана Фэй лишь пожелала ему напоследок, чтобы его приподнятое настроение не улетучилось в галвэйдегор — когда начнутся занятия.

Напротив: оно только улучшилось. Рэй не пришёл с занятий — прилетел! На крыльях энтузиазма и со своим новым приятелем, который, увидев Паландору, бухнулся на колени и разразился такой пылкой речью, изобилующей сложными оборотами, что девушка ни слова не поняла. Он трижды терял мысль и, наконец, поднялся, отряхнул брюки и на редкость галантно поцеловал её руку. Выходило, что юноша, по его словам, не видел более прелестного существа на свете, и лишь сожалел о том, что благородная киана связана крепкими узами с кем-то другим и вскоре подарит ему долгожданное дитя.

«Если б вы только знали…» — мысленно усмехнулась она.

А через день, в чедегор, салон кианы Фэй почтила своим присутствием знаменитая Летьенн Блузская. Она вздыхала, расточала улыбки и рассказывала о том, как восхитительно провела лето в своём родном городе, за семьсот миль к северу. Там лето ещё не кончалось, там шептались степные ковыли и дышалось вольготно, а писалось легко и привольно, ведь каждая былинка нашёптывала рифмы. Читала своё новое произведение: «Герд приглашает на бал в королевство зеркал…»

Летьенн было около тридцати лет, но выглядела она по-прежнему не старше выпускницы лицея. Как и на памятнике, поэтесса не стала усложнять свой образ причёской, лишь нанесла на распущенные золотисто-никелевые волосы (медь скульптуры отлично передала их натуральный цвет!) немного розовой помады. Пахла розами и карамелью. И, разумеется, обратила внимание на юную гостью хозяйки салона.

— А вас, дитя моё, я раньше не видела, — заметила она. Паландора представилась.

— А как звать это очарование? — спросила Летьенн, указав на иллюзорный живот, и искренне изумилась: — Как? Вы до сих пор не услышали имя?

— Что значит, услышала? — удивилась Паландора.

— Ну как же! Когда я была беременна моими крошками, — знаете, у меня две дочурки, — каждая из них в какой-то момент сообщила мне своё имя. Старшая назвала его во сне на тридцатой неделе. Имя младшей я услыхала и того раньше, когда работала над поэмой. Я так и озаглавила её именем моей девочки.

— Всё-таки, у меня ещё есть время, — отшутилась Паландора.

— Совсем немного, но есть, — согласилась поэтесса и осмотрела её с головы до ног. — Знаете, на мой взгляд, уже в следующий чедегор мы все сможем познакомиться с первым внуком нашей почтенной хозяйки.

— Внучкой, — уточнила киана, вспомнив, что сказал лекарь.

— Ну надо же, как любопытно! Пол вам уже известен, а имя ещё не слыхали!

Летьенн обратилась к остальным гостям и предложила тост за будущую маленькую киану.

Глава 50

И, как она сказала, так и случилось. Ровно неделю спустя у Рруть отошли воды: она не успела даже испугаться, как ею оперативно занялись. Опять же, в присутствии Паландоры, которая по-прежнему ломала голову над своим следующим шагом и решила хотя бы понаблюдать за процессом. Лекарь предупредил, что подобное зрелище для неё нежелательно и может вызвать лишний повод для беспокойства, но он не имел права ей отказать.

Киана искренне обрадовалась и испытала облегчение оттого, что она не была взаправду беременна. Не хотелось бы ей в тот момент оказаться на месте служанки. Впрочем, природа благосклонно отнеслась к имо, в отличие от их ископаемых предков с более узким тазом, если верить виктонским палеонтологам. У тех, например, всякие роды протекали тяжело и болезненно, смертность была высока, что чуть не привело в итоге к сокращению популяции и вымиранию вида. Но эволюция одумалась, внесла коррективы, и нынче большинству современных людей такие осложнения не грозили — а вторые и третьи роды длились зачастую не дольше нескольких минут. С первыми было труднее, конечно, изредка требовались обезболивающие препараты, а после надлежало зашивать разрывы — но не более чем в 30–35 % случаев. Увы, Рруть угодила в меньшинство. По счастью, виктонская медицина была в самом деле передовой, и она получила первоклассную помощь. Промучилась бедняжка чуть ли не полчаса, но всё же произвела на свет здоровую девочку.

В самом деле, девочку.

Младенца тщательно обмыли, и акушерка, завернув его в белую простыню, попросила Паландору передать его матери. Та взяла крохотный свёрток на руки, взглянула в глаза малышки…

…и с того момента всё было для неё как в тумане. Не эмоционально приправленным, не искрящим состоянием аффекта — в тумане чистейшего цинизма. А ещё говорят, что расчёт ясен и холоден. Бывает, как выяснилось, мутный и горячий расчёт.

«Это моя дочь, — сказала киана, прижав ребёнка к сердцу. — Её зовут Тристиш».

Она вдруг услышала это ясно, как если бы не акушерка, а сам божественный Создатель передал ей младенца и в тот же самый момент шепнул его имя на ушко. Выходит, Летьенн оказалась права: имя действительно слышишь. Ещё секунду назад ты не знал его и ломал голову, а сейчас — озарение — и по-другому и быть не могло! Необычно, но в то же время вполне ожидаемо.

— Это моя дочь, — повторила она, глядя всем присутствующим в глаза.

— А где же моя? — слабым голосом отозвалась Рруть.

Тогда госпожа подошла к ней, пригладила спутанные волосы, положила руку на покрытый испариной лоб.

— Сожалею, — сказала Паландора, превосходно имитируя скорбь. — Она умерла.

Служанка откинулась на подушки и забылась. Она была опустошена.

Позднее бедная девушка придёт в себя и будет плакать, голосить, просить показать ей ребёнка. Паландора к тому времени убедит всех в своей легенде. Будет утешать подругу и мысленно рвать на себе волосы.

Опять она натворила что-то непоправимое. Казалось бы, её дар должен облегчать ей жизнь и давать неоценимые преимущества. А получалось всё наоборот: ей приходилось постоянно преодолевать трудности и скрывать свою суть. И заставлять страдать тех, кто это не заслужил.

Паландора попросила нанять для малышки кормилицу, ссылаясь на слабое здоровье и недостаток молока. Не говорить же всем, чем вызван этот недостаток! Поручать девочку Рруть она побоялась: вдруг её обман раскроют. Позднее ей пришлось в этом раскаяться.

Она хотела возвратиться в Пэрферитунус незамедлительно, но киане Фэй пришлось настоять, чтобы Паландора задержалась ещё на несколько