осталась в восторге оттого, как легко ей это удалось и не принесло разочарований. В очередной раз она посетовала, что не подозревала раньше о своих способностях, но огорчаться долго не стала: её ждало плодотворное будущее.

Киане Вилле, тем не менее, оба сочли неуместным признаваться в своей связи.

А после её кончины объявились представители дома Пэрфе и, как и предполагала Вилла, принялись оспаривать право наследования земель какой-то девчонкой не из их рода. Согласно их логике, Вилла Пэрфе могла взять на попечение хоть всех воспитанников Домов братьев и сестёр Ак'Либуса, но это не делало их наследниками. Земли надлежало передать им — тогда они уже сами выберут достойного владельца, а монарх пожалует его титулом. Что король Дасон, что Паландора были готовы к таким неприятностям. Кое-кого из посланников и адвокатов гердина сумела переубедить и заставить принять свою сторону: здесь пригодились и навыки Эйдле, и обаяние, и немного магии. Но ей не под силу было бы очаровать весь многочисленный род Пэрфе, так что жить приходилось в постоянной готовности к отражению предстоящих атак.

Вняв совету своей подруги-тиани, Паландора завела близкое знакомство с духами Троих озёр. Тиани Первого озера относилась к ней по-прежнему холодно, да и остальные, услышав о том, что она совершила, явно не пришли в восторг. Многих усилий девушке стоило, чтобы выпросить у них прощение и наладить отношения. Ей это было очень важно. Киана не задумывалась, отчего: то ли был лестен сам факт, что она может водить дружбу с тиани, то ли одолевала тоска, ведь она до сих пор не могла видеть и чувствовать присутствия своих призрачных радужных друзей. А, быть может, ею руководило желание узнать, каким был остров до того, как его обнаружили эскатонцы, и только тиани сумели бы удовлетворить её любопытство.

Или же она, помимо прочего, стремилась разгадать тайну своего происхождения. Киана Вилла отныне унесла её с собой туда, где уж точно не выдаст её — да и при жизни она оставалась надёжной хранительницей секретов.

Как бы то ни было, Паландора наконец дала озёрам новые имена. Второе озеро, самое мелкое, у которого притаилась Озаланда, она так и назвала Оза — жемчужина. Третье — Тануби, тихая заводь среди изумрудных холмов. А вот первое…

«Назови его даром воды», — предложила тиани Первого озера. Паландора замешкалась: «Но ведь так зовут и меня… Не сочтут ли это тщеславием?»

Тиани не знала, что такое тщеславие. Зато она знала, что у Паландоры отныне теперь с этим озером особая связь. И новое имя сможет её укрепить. Искупить содеянное и очистить память о нём. Против таких доводов мало что можно было возразить.

Паландора, Оза и Тануби. Даже если это звучало не слишком красиво, уж куда лучше, чем Первое, Второе и Третье. На правах гердины, Паландора занесла эти названия в реестр. Тристиш была от них в восторге — по совести сказать, имя «Тануби» предложила именно она, а потом бегала за мамой хвостиком и уточняла, не требуется ли назвать ещё какой-нибудь пруд, лес или холм. Мать утверждала, что пока нет: вот разрешится вопрос с паромной станцией, и к её открытию потребуется название. А потом будут строить паромы и лодки… Море дел. Тристиш хлопала в ладоши.

— Хорошо, мамочка!

Когда та назвала её мамой впервые, Паландоре стало не по себе. С годами она, конечно, привыкла, но всякий раз ощущала укол совести, вспоминая о том, кто её истинная мать. Чтобы хоть как-то реабилитироваться, она пообещала себе позаботиться как следует о маленькой Тристиш, чтобы та ни в чём не испытывала нужды. Во многом ей потакала, стараясь, впрочем, не баловать. Даже если последнее имело место, оно так или иначе нивелировалось, когда девочка уезжала жить к тёте, у которой, как выяснилось, не забалуешь.

Паландоре пришлось выполнять условия, которые выдвинула ей Феруиз, и с регулярной периодичностью отправлять к ней племянницу. С одной стороны, киана Рэдкл ей здорово помогала и учила малышку таким вещам, которым Паландора ни за что не сумела бы обучить: точным наукам, владению оружием, охоте. Воспитывала в ней твёрдость и несгибаемость характера. Самодисциплину. С другой стороны, под её влиянием Тристиш менялась, даже внешне, и Паландору это раздражало. Она насаждала в ней одни качества, Феруиз — совсем другие. Каждая упрямо тянула одеяло на себя. А что касалось внешности… это было вовсе чудно, так, что даже тиани не могли поведать на этот счёт много путного. По их словам выходило, что Паландора и Феруиз — сильные элементалисты, которые не осознавали в полной мере даже малой доли своих сил. И та и другая влияли на девочку по-своему, они так явственно желали, чтобы Тристиш походила на них, что, подчиняясь этому желанию, её внешний облик незаметно перетекал из одного в другой, в зависимости от того, с кем из своих матерей (как она называла обеих) девочка проводила время. В Рэди-Калусе её волосы рыжели и непослушно топорщились, черты лица заострялись, глаза темнели. В Пэрферитунусе они, напротив, отливали синевой, а почерневшие волосы ложились на плечи волной. Что Паландору, что Феруиз эти метаморфозы поначалу приводили в смятение, но они научились принимать их как данность: кроме того, каждой было по-своему лестно, что Тристиш выглядит, как они.

А вот когда они собирались все вместе, их дочери приходилось хуже всего. Её внешний облик становился каким-то усреднённым: волосы умеренно коричневые, глаза тоже. Но хуже ей было отнюдь не от этого, а от того, что её мама и тётя откровенно друг друга не выносили. Молчали, смотрели друг на друга холодно, и это ранило девочку. Два одинаково дорогих ей человека остро враждовали, а она ничего не могла с этим поделать.

И сейчас ей предстояло провести время в столице с обеими матерями.

Осень 853 года выдалась в каком-то смысле культовой: островчанам повезло и с погодой, и с урожаем, и с дичью — что было весьма кстати в преддверии восточной кампании, обещавшей на неопределённое время лишить Ак'Либус значительного числа рабочих рук. Это сглаживало напряжение, витавшее в воздухе. Неудачи прошлой кампании и череда поражений в землях Куртъюрт дали ясно понять, что новые военные действия никак не станут невинной прогулкой. Алазар планировал влиться в пятую кампанию на пределе мощностей и объявил всеобщую мобилизацию. Сам Верховный король с супругой вызвался вести войско Ак'Либуса, и гердины прекрасно знали, что его пятнадцатилетний сын не просто возвращался домой — ему предстояло регентствовать в отсутствие родителей. Что ожидало остров, едва он окажется в руках неопытного