плотной листвы, путники блаженно растянулись на буйно растущей меж корнями траве.

— Словно в райских кущах, — удовлетворенно произнес Агабек, потягиваясь.

— После такой гонки любая поляна раем станет, — согласился Братов.

Только проводник, чуждый всякой романтики, распаковав свой хорунжин, словно из рога изобилия доставал невиданные в полуголодной России яства. На плотную белую кошму, заменяющую в походе достархан, он выложил большой круг конской колбасы «казы», горку шашлыков, кувшин айрана, нежно пахнущие тмином лаваши и обязательные на столе горца восточные сладости.

С удовлетворением осмотрев достархан, афганец широким жестом пригласил своих попутчиков к походному столу.

Проголодавшиеся путники, не дожидаясь повторного приглашения, набросились на еду. Видя, с каким блаженством они поглощают конскую колбасу, нежные шашлыки, ароматный хлеб, запивая все это айраном, афганец удовлетворенно улыбался, приговаривая:

— Вай, вай, какие достойные люди у моего достархана. Хорошо кушаешь — быстро скачешь, — заключил он.

Насытившись и немного отдохнув, путники взнуздали сытых и отдохнувших коней и двинулись дальше. Движение не прекращалось ни днем ни ночью. После захода солнца и ранним утром конники останавливались лишь только для того, чтобы перекусить на скорую руку и накормить своих коней.

На третий день вдалеке показались высокие стены большого города.

— Герат! — радостно воскликнул афганец, для которого этот провинциальный центр был самым большим городом в мире.

— Герат, — удовлетворенно промолвил Братов, для которого это был всего лишь очередной пункт доставки корреспонденции, потому что там располагалось Советское консульство.

— Герат, — восхищенно воскликнул Агабек, для которого это был один из красивейших и древнейших городов Афганистана, воспетый величайшими поэтами древнего Востока.

— Как солнце посреди планет своих,

Так Хорасан средь поясов земных.

А в Хорасане — величавый град,

Прекрасная душа — его Герат… —

продекламировал Агабек слова величайшего поэта Востока Алишера Навои на фарси.

Братов удивленно на него взглянул.

— Герат — родина Навои, — увлеченно сказал Агабек, погоняя своего коня.

— Сахиб, из ваших уст я услышал великие слова моего древнего земляка Навои, — с почтением глядя на Агабека, сказал проводник. — Прочтите еще что-нибудь.

Твои живительные уста — не родник ли живой воды?

От разлуки с ним — не полно ли нутро мое кровью?

Каждая капля крови — не рубины ли Бадахшана?

Каждый кусочек рубина — не жемчужина ли души? —

с упоением продекламировал Агабек.

— Сколько раз проезжал я через Герат, но и слыхом не слыхивал, что здесь родился великий Навои, — взволнованно сказал Братов, нагнав Агабека, который, выехав на возвышенность, с нескрываемым восхищением обозревал раскинувшийся вдали город, в контурах которого проявлялись многочисленные купола мечетей и минаретов.

— Алишер Навои здесь не только родился, но и многое для этого города сделал, — пояснил Агабек. — Здесь же находится и его мавзолей.

— Жажду я благоустроить свой прославленный Герат,

Да разлуки рать мешает — высылают в Астрабад, —

вновь процитировал он строки великого поэта.

Спустившись с холма на дорогу, всадники пришпорили коней и вскоре оказались у глинобитной стены, опоясывающей город с севера. Через ворота, в которые могли проехать в ряд не меньше десяти всадников, путники проскакали мимо цитадели, возвышающейся в виде четырехугольного выступа в стене, с наружным рвом и фланкирующими башнями, и, минуя одну из крупнейших на севере Афганистана мечетей Масджиди-Джамми, через изящный арочный мост Пули-Малан направились в центр, на площадь Чар-Сук с её богатыми, многоголосыми рынками.

Недолго поплутав по узеньким улочкам, путники остановились у невзрачного двухэтажного здания, на крыше которого развевался красный флаг.

— Приехали, — устало произнес Братов, соскакивая с коня.

— Когда поедем дальше? — спросил Агабек, накинув уздечку на сучковатое бревнышко, специально вкопанное у входа в здание.

— Я думаю, что не раньше чем через час, — направляясь к крыльцу, сказал дипкурьер.

— Через час? — удивленно переспросил Агабек, — а я думал, что поедем утром следующего дня. Хотел на могиле Навои побывать.

— Нет, товарищ Рахимбай, нам надо торопиться. Засветло мы должны добраться до ближайшего рабата. Там и заночуем.

— С приездом, товарищ Братов! — радостно воскликнул невысоко роста, лысый с пышными усами кавалериста человек в парусиновых брюках и белой косоворотке, идя навстречу дипкурьеру.

— Рад вас видеть, товарищ консул, — улыбнулся старому знакомому Братов.

— Что нового на родине?

— Полным ходом идет индустриализация, — емким и довольно выразительным словом охарактеризовал существующий в стране патриотический и экономический подъем Братов. — Кроме служебной корреспонденции я привез вам самые свежие газеты.

— А черного хлеба?

Вместо ответа дипкурьер, сложив на ступеньках консульства основной багаж, направился к своему коню, и достав из хурджуна аккуратно завернутый в белую тряпицу хлеб, поспешил обратно.

— Вот, товарищ консул, как обещал.

— Дорогой ты мой человек! — расчувствовался консул. — Дай я тебя за это расцелую, — крепко облапив смущенного дипкурьера, он трижды его поцеловал.

— Может быть, у вас еще есть? — неожиданно спросил консул.

— Есть, — ответил Братов, — но это для посла. Он тоже очень просил.

— Ну, ладно, пусть и товарищ Старк порадуется родному ржаному хлебушку, — великодушно промолвил консул. Только после этого он, заметив возле коновязи нового человека, спросил:

— А это кто?

— Это новый сотрудник посольства, товарищ Рахимбай, — сказал Братов.

— Здравствуйте, товарищ Рахимбай! — приветствовал Агабека консул.

— Здравствуйте, товарищ Соколов, — ответил на приветствие Агабек.

— Откуда вы меня знаете? — удивился консул.

— По долгу службы, — многозначительно произнес Агабек.

— Ну, тогда с вами все ясно, — понял что-то неведомое для других консул. — Прошу вас к нашему шалашу! — сделал он приглашающий жест и, подняв брезентовый мешок с корреспонденцией, первым направился к распахнутой настежь двери.

Прежде чем принять приглашение радушного хозяина, дипкурьер сказал несколько слов афганцу. Тот тут же куда-то торопливо поскакал.

— Куда это он так заторопился? — удивленно глядя в след удаляющемуся всаднику, спросил Агабек.

— До закрытия базара осталось не больше получаса. Надо успеть купить коней, — объяснил Братов.

— А этих? — Агабек кивнул в сторону топчущихся у коновязи коней.

— А эти выдохлись, их мы оставим здесь. Проводник потом продаст. Это ему наша плата за услуги.

Стащив с лошадей хурджуны и седла, путники направились в прохладное помещение консульства.

Передав необходимую корреспонденцию консулу и наскоро перекусив, Агабек и Братов в сопровождении радушного хозяина, торопливо спустившись с лестницы, направились к уже оседланным афганцем свежим коням. Вскоре, распрощавшись с древним городом, путники скакали навстречу неведомым и опасным в любое время года отрогам Гиндукуша.

Бешеная скачка, начатая на берегу Аму-Дарьи, продолжалась. Останавливаясь в редких горных рабатах, всадники меняли коней, наскоро перекусывали и мчались дальше.

Измученные затяжными подъемами и спусками, кони словно понимали, что людей гонит вперед неведомая