которому на вид было не больше двадцати пяти — тридцати лет, красное от загара, по девичьи гладкое, симпатичное лицо его оттеняли голубовато-серые глаза. Вместо ожидаемого недовольства или угрюмости в этих глазах искрился смех. Словно он, раскусив всю эту напыщенную дипломатию холодного приема, готов был рассмеяться Хабарду в глаза, чем вызвал ответную улыбку.

«А он приятный мужчина», — подумал про себя посол.

Он встал и, сделав несколько шагов навстречу Хадсону, подал ему руку.

— Я рад приветствовать вас, мистер Хадсон, в Кабуле.

Почувствовав по-мужски крепкое рукопожатие, Хабард заметил с тонким намеком:

— Я чувствую, что вы не только пишущую ручку можете держать в руке.

— Да, сэр. Когда-то в Оксфорде в своем весе я был первым кулачным бойцом.

— И стреляете, наверное, неплохо? — спросил посол, заметив на поясе Хадсона небольшой аккуратненький кожаный кобур.

— Да, сэр. В пенс попадаю с двадцати шагов, — без тени хвальбы ответил тот.

Незаметно приглядываясь к стоящему перед ним человеку, Хабард все чаще и чаще ловил себя на мысли, что он где-то уже видел это улыбающееся лицо человека, несмотря на молодость уже знающего себе цену.

— Порошу присесть, мистер Хадсон, — сказал посол, указывая на кресло у курительного столика. Сам он сел напротив, раскрыл коробку с сигарами и предложил одну гостю.

Хадсон взял сигару, ловко срезал специальным ножичком кончик и, прикурив, глубоко затянулся.

«Да, это, несмотря на первое впечатление, отнюдь не мальчик», — подумал посол, прикуривая сигару.

Несколько минут гость и хозяин молчали, наслаждались вкусом дорогих сигар.

Хабард специально затягивал паузу, стараясь вспомнить, где он мог видеть Хадсона прежде, чем начать серьезный разговор. Он всегда считал, что в дипломатии, так же как и на войне, обороняться надо наступая. Даже блефуя, он обычно держал на руках «тузы» — разного рода информацию, способствующую победе. В достижении своих политических целей, которые он не разделял с основными целями политики Великобритании, Хабард был человеком беспощадным, мало заботясь о том, какие яйца он разбивает, чтобы приготовить свои дипломатические омлеты, не обращая внимания ни на ответственность, ни на скорлупу, ни на удобоваримость стряпни. Как говорится, победителей не судят. Глотая горький и пряный сигарный дым, он размышлял: «Имя Хадсон ни о чем мне не говорит. Скорее всего, имя это вымышленное…» И тогда Хабард вдруг вспомнил, что видел фотографию очень похожего на Хадсона человека в арабском одеянии, на лихом скакуне, напечатанном в «Дейли экспресс» несколько лет назад. Он, так же как и сегодня, был немало удивлен молодостью героя очерка и необычно богатым шлейфом подвигов, тянущихся за этим довольно знаменитым на Востоке человеком — белым предводителем горских племен.

«Неужели это тот самый Эдванс Синайский», — чуть было не воскликнул Хабард. Но вовремя сдержался, переведя чуть не вырвавшееся восклицание в кашель.

Он вспомнил приблизительно и текст статьи под фотографией Эдванса, утверждающей, что «…после своей отставки из Министерства по делам колоний, где он после своих приключений на Востоке работал советником, полковник предпочел завербоваться рядовым в Военно-воздушные силы под фальшивым именем. Это ему удалось благодаря поддержке знакомого военачальника. Вскоре офицер, который воевал с Эдвансом на Востоке, узнал его в новом обличье и выдал тайну газетчикам, которые тут же раскрыли его „убежище“. Разразился скандал, и он должен был покинуть Королевские ВВС. Тогда его под благородным предлогом выпроводили из Индии, боясь дипломатического скандала. И вот теперь он снова там, где появилась нужда в его способностях. Видно, Форин-офис хочет всерьез заняться афганским вопросом».

«Если прислали мне в подмогу Эдванса, значит, время уговоров и полумер в отношении афганского правителя Амануллы-хана прошло», — сделал для себя неутешительный вывод посол.

Поняв, с кем имеет дело, Хабард никоим образом не желал показать гостю, что он его узнал. Прежде всего посол хотел выведать у Хадсона-Эдванса, за кого тот себя выдаст. И от этого уже будет зависеть линия его поведения.

— Советник Венсон сказал мне, что вы очень хотели со мной встретиться. Я слушаю вас.

— Сэр, позвольте отрекомендоваться вам по всей форме. Но об этом должны знать только вы — и больше никто.

— Слушаю вас, мистер Хадсон.

— Неужели вы не узнали меня?

— Не имею чести вас знать, мистер Хадсон, — высказывая деланое раздражение, глухо и холодно промолвил посол.

— Я полковник Эдванс! На Востоке меня знают под именем Эдванса Синайского.

— Я, конечно же, слышал о вожде горских племен — Эдвансе, который много сделал для Британской короны на Востоке, слышал я и о советнике Министерства по делам колоний Великобритании Эдвансе, слышал и о полковнике Эдвансе, который подарил свою драгоценную винтовку королю Георгу V, но я никогда не видел полковника Эдванса, так что прошу прощения за то, что вас не узнал. Но прежде чем мы закончим формальности, я бы хотел увидеть хоть какой-то официальный документ, подтверждающий вашу личность. Среди бумаг, которые я получил накануне из Дели и Лондона, никакого упоминания о вас нет.

— Да, сэр. Мне надо было с самого начала передать вам письмо из Лондона. Вот оно. — Эдванс протянул плотный лист бумаги с вензелями Форин-офис, где черным по белому было написано, что податель сего является полковником Эдвардом Эдвансом, которому поручено дело государственной важности. Что государственные органы Великобритании и колоний должны оказывать подателю сего документа посильную финансовую помощь. Внизу стояла неразборчивая подпись и большая гербовая печать.

— Я рад приветствовать вас, сэр Эдванс, в Кабуле, — торжественным голосом провозгласил Хабард, возвращая лже-Хадсону гербовую бумагу.

— Благодарю вас, сэр.

— Если не секрет, откуда вы держите путь?

— Из Индии! Полгода назад мне с большим трудом удалось сплотить на территории Восточной Бухары все антибольшевистские силы в один кулак, но постоянные дрязги между курбаши и местными патриотами свели все на нет, и тогда мне, чтобы не попасть в руки ЧК, пришлось бежать. Сначала в Афганистан, затем в Индию, благо у меня там еще остались друзья.

— А что случилось в Бухаре? — спросил, хитро улыбнувшись, посол.

— Предательство кого-то из организаторов выступления против большевиков привело к тому, что все наши планы рассыпались, словно карточный домик под дуновением легкого ветерка. Мне самому удалось своевременно уйти только благодаря предупреждению преданной мне женщины. Если бы не она, я бы сейчас сидел не у вас в кабинете, а в зиндане у чекистов.

— Я думаю, что ваша нынешняя деятельность в Афганистане будет более плодотворной, — не преминул уколоть гостя Хабард.

— Я надеюсь, — дипломатично, без всякой видимой обиды, произнес Эдванс.

— А теперь перейдем к самому важному, — сухо сказал посол. — О задаче, стоящей перед вами, я догадываюсь. Чем я могу вам конкретно помочь?

— Раз