бумагами по этой части собственности ещё не успела дойти. После бала дойду непременно.

— Ничего, разберёмся. Я совсем не против госконтракта на поставки, госконтракты всегда выгодны. Но и о себе не следует забывать, верно?

— Ой, верно. К тебе непременно будут свататься, и если ты будешь, как и раньше, тихой скромницей, то женихи так и подумают, что тебя можно держать в чёрном теле.

— А тебя? К тебе тоже могут свататься. Ты молода и красива, и собственность у тебя тоже есть.

— Гаспар хотел, чтобы не просто так новый брак, но на пользу. А ни разу польза не оказалась так велика, чтобы ему хватило, — вздохнула Тереза.

— Но можно же без пользы, просто чтобы человек был хороший? Чтобы тому человеку захотелось родить детей?

Тереза потупилась.

— Я хотела родить сына Жану, но не успела. А потом… за меня сватались то некрасивые, то старые. Я рада была, что Гаспар отказывал, потому что мне не понравился никто. И все же думали, что раз я сестра Гаспара, то у меня большое приданое. А это не так.

— Но ты ведь не бесприданница, и в любом случае войдёшь в семью с собственным доходом. Так что… будем надеяться, что ещё посватаются. И вдруг ты сама захочешь?

— А если ты сама захочешь? — рассмеялась Тереза.

— Вот там и поглядим. Я не могу пока представить такого человека, которого захотела бы, — и это абсолютно честно.

О нет, я не хочу под власть мужа. Мне нравится быть самой себе хозяйкой.

— Значит, не будем торопиться, — заключила Тереза.

Мы обнялись и разошлись спать. А завтра — будет завтра.

Что надевает на бал вдова богатого человека, которая всего месяц с небольшим как эта самая вдова? Накануне мы с Терезой пересмотрели мой гардероб, я изучила десяток платьев, подумала хорошенько — и отложила обратно произведение искусства из голубого шёлка. Сразу было видно — его шил человек и со вкусом, и с умением. Или кроил и планировал. Здешняя высокая мода, в общем. Узоры и розетки из лент, выложенные на юбке, расшитый золотой нитью лиф, банты на том лифе — всё это полностью соответствовало моим представлениям о платье эпохи рококо. Плюс плоские корзинки, которые привязать на бока, и ажурные чулки, и туфельки с бантами на небольшом каблучке.

Но если недавняя вдова появится в свете в модном платье, ну хорошо, не самом модном на свете, но сшитом с полгода назад у столичного портного, то что скажут в том свете о той вдове? Тем более, что вдова и так у всех на языках, и в связи с такими событиями, которые не красят, прямо скажем, никого. С чем хорошим бы лучше имя Викторьенн связывали, так ведь? Но уже как есть.

Поэтому хоть Тереза и говорила, что нужно появиться в блеске, красоте и богатстве, но я думала, что нужно появиться ещё не раз и не два, тогда придёт очередь и для богатства. А пока… строгость, чёткость линий, и даже худоба некоторая будет мне в строку и в тему, пусть все смотрят, что Викторьенн де ла Шуэтт не сытая хищница, а несчастная жертва, которая пострадала от рук каких-то неприличных людей, и теперь отчаянно пытается наладить свою жизнь.

Платье, которое я велела приготовить, сшили из чёрного атласа и украсили кружевом — в скромных количествах, но по качеству то кружево выглядело необыкновенно дорого. Надену к нему жемчуг, и будет хорошо.

— Гаспар терпеть не мог это платье, говорил — по нему не видно, насколько он богат, и страшно злился на тебя за тот договор с портным, — сообщила Тереза. — Зато когда ты выходила в нём в гостиную, все мужчины были твои. Я так и думала, что ты его наденешь!

Отлично, хоть в чём-то мы с Викторьенн совпали. Интересно, а что ещё она любила?

— Мне кажется, это прилично и достойно, — я осмотрела юбку, не нашла никаких повреждений на ткани, и кружева тоже сохранились в порядке.

— Вполне, — закивала Тереза. — Скажи, а книги свои ты тоже прикажешь доставить сюда?

— А кто-то будет готов взяться? — я отчаянно делаю вид, что понимаю, о чём речь.

— Так говорят, Жак-Кошак в столицу уехал ещё по какому-то старому Гаспаровоу распоряжению, пускай и везёт, как обратно соберётся.

Так, у меня в списке людей был какой-то Жак, уехавший в столицу.

— Только как дать ему знать?

— Пускай господин Валеран свяжется с господином Туссеном, дворецким городского дома, магической связью. Ты-то сама не сможешь, наверное, да?

— Не смогу. Мы с господином графом магическую связь ещё не проходили.

— Вот, тогда пускай господин Валеран. И теперь никто не помешает тебе читать любимые стихи, — смеялась Тереза.

— А ты?

— А что я? Я люблю стихи, только когда мне их читают мужчины. Или ты, у тебя всегда здорово выходит!

Божечки, ещё и стихи. Ладно, посмотрим.

— Да что-то не до стихов пока, веришь?

— Да что тут верить, я вижу. Ты стала как Гаспар. Я бы сказала, что в тебя вселился его дух, но ты осталась собой, я вижу это точно. И я уже предвкушаю, как завтра все мужчины упадут к твоим ногам, стоит только тебе появиться в зале господина наместника!

— Да какие мне мужчины, — отмахнулась я. — Мне нужны знакомства в этом прекрасном городе. И люди, которые помогут… может быть.

— За тобой будут ухаживать, вот увидишь. А там может быть, и меня кто-нибудь заметит.

— Заметит, заметит, не переживай, — рассмеялась и я. — Вот увидишь.

Как по мне, позитивная хохотушка Тереза отлично подходила для ухаживаний, насколько я всё это себе представляла. Но — как выйдет, да? Придём завтра и всё увидим.

И вот я стою в той самой гардеробной, Мари и Жанна нарядили меня, и ещё накрасили. Они хотели сотворить на лице что-то невероятное, с какими-то сомнительными белилами, румянами и ещё какой-то косметикой неизвестного состава, но я позволила только положить чуток румян на скулы, накрасить ресницы и немного подвести глаза, и то не стрелкой, а — растушевать.

— Господин Гаспар никогда не позволял вам притирания из магической лавки, но теперь-то вы сами себе хозяйка, и купите всё, что надо, правда же? — спрашивала Мари.

О, ещё есть какая-то магическая лавка. Надо сходить. Мне и