Шаффиран был учёным из восточного Алазара, из города Силемар. Сто пятьдесят с лишним лет назад он приехал на остров, чтобы изучать его флору и фауну, да так здесь и остался, пленившись этими краями. Он описал и классифицировал многие виды животных и растений, встречающиеся на Ак'Либусе, и внёс неоценимый вклад в эскатонскую науку. Но с годами старик Шаффиран стал эксцентричен. Современники поговаривали, что виной тому оказались древние тетради и свитки, обнаруженные при открытии шахт в горном Тао. Эскатонцы сошлись во мнении, что, скорее всего, их оставили представители того странного народа, которые ранее населял остров. Сведения, содержавшиеся в них, были скудны, язык незнаком и труден для расшифровки (если он вообще являлся языком), но благодаря наличию в некоторых журналах эскизов растительного и животного мира, их отнесли к естественнонаучным, и Шаффиран одно время пытался их изучать. Переводил тексты на эскатонский, затем на исхшам; путного из этого ничего не выходило. Но человек он был упрямый, и очень скоро это неуёмное упрямство наградило его одержимостью. Он пожелал во что бы то ни стало проникнуть в тайну тетрадей. Наблюдая за тем, как он гаснет в своём бесплодном стремлении, коллеги предложили ему взять передышку. Съездить в путешествие, развеяться. Присоединиться к научной экспедиции в пустыню Айруктарга: тогда эскатонские и асшамарские учёные трудились сообща, а он обладал многими знаниями и свободно владел, к тому же, обоими языками, что делало его ценным сотрудником. Шаффиран согласился, а когда через несколько лет он вернулся на Ак'Либус, его было не узнать. Загорелый до черноты, обросший до невозможности: лицо едва угадывалось в густых зарослях длинных тёмных волос и бороды. Сам вырядился в длинную мантию болотного цвета и широкие чёрные штаны. В таком виде он предстал перед королевским двором в Эрнерборе на торжественном приёме, который раз в несколько лет устраивался в первые дни осени для выдающихся умов Ак'Либуса — или для людей, которые как-то себя проявили и своими навыками, талантами или смелыми и благородными поступками послужили отечеству. И заявил там во всеуслышание: вы, мол, как хотите, а я буду отныне лесником. Уйду жить в лес, буду содержать его в должном порядке и как следует о нем заботиться. Можете звать меня хранителем Шаффиранского леса. Его отговаривали, конечно, но поскольку это не возымело никакого эффекта, оставили в покое. В конце концов, он посвятил не один десяток лет изучению этого леса, знал его, как свои четыре пальца левой руки, а пятый палец в нём же и потерял. И, конечно, неспроста лес носил его имя, равно как и редкая разновидность дуба, росшего здесь и впервые открытого им: терракотовый дуб Шаффирана. Лесник из него вышел, между тем, по словам современников, отменный: он один успевал следить за огромной территорией лучше всех лесничих шести областей вместе взятых, и непостижимым образом появлялся именно в той части леса, где требовалось своевременное вмешательство человека. Были часты случаи, когда он помогал заблудившимся путникам и прогонял лихих людей. В годы его лесничества случалось меньше пожаров, и экосистема не так сильно страдала при бурях и ураганах. Одни поговаривали, что Шаффиран не кто иной, как колдун, и следовало бы избавиться от него, пока не поздно; другие настаивали на том, что это блестящий учёный и прогнозист и благодаря своим прогнозам он вовремя предотвращает катастрофы. Третьи сомневались: под силу ли такое одному-единственному человеку? Ведь помощников он не имел.

Так или иначе, в последний раз он вернулся в Эрнербор уже совсем глубоким старцем, но отнюдь не дряхлым. Встретился с учёными и передал им тонкую тетрадь, сродни той, которую изучал годы назад, но написанную его рукой. Она одна, сказал он, в какой-то мере стоила всех его предыдущих трудов. Сказал — и возвратился в лес, и больше его с тех пор никто не видел. А тетрадь сохранили в библиотеке как дань уважения великому учёному — хоть и тронувшемуся на старости лет умом, но великому. Её так и звали: тетрадь Шаффирана. Первое время пытались её изучать, но пришли к выводу, что это всего лишь набор картинок и бессвязных символов.

С годами образ Шаффирана оброс толками и легендами так, что люди начали сомневаться в его существовании. Ему стали приписывать умение успокаивать бури, владение языками животных и птиц и ещё невесть что. О нём рассказывали сказки детям и пугали им особо суеверных разбойников. Паландора и Рэй слышали о Шаффиране как об учёном в области естествознания и о лесничем. Как ни пытались родители и опекуны оградить их от предрассудков и домыслов, а Паландора всё же запаслась багажом небылиц, которые ей поведали ребятишки из Пэрфе-Кур. И сейчас она рассказывала эти небылицы своему спутнику.

— А ещё говорят, — добавила она, — что его дух по сей день обитает в этих лесах и помогает заблудшим странникам. Вот мне всякий раз и кажется, что мы его повстречаем.

— Почему? — спросил Рэй. — Мы ведь не заблудились.

— А всё же… — неопределённо ответила девушка.

Молодые люди шагали вдоль просеки и собирали ягоды до тех пор, пока приземистые кусты черники не сменились трилистниками костяники, кислой и твёрдой, хрустящей на зубах семенами. А за ней плотной стеной встал колючий малинник.

— О, нет… — притворно пролепетала Паландора. — Мы отсюда никогда не выберемся!

И, как в омут, ринулась в него лакомиться ягодами.

— До чего же вкусная малина! Рэй! Идите сюда!

Рэй между тем беззвучно отплёвывался: вместе с очередной переспелой черникой он чуть было не проглотил лесного клопа. Язык обожгло, а во рту стоял едкий химический привкус. Но девушка манила его, углубляясь дальше в кустарник, и он спешил вслед за ней. В Астуре им не удалось раздобыть маленьких плетёных корзинок: в городе их просто не плели. Пришлось взять с собой по корзине, в каждой из которых мог бы свободно разместиться, как в люльке, годовалый младенец. Теперь они поняли, почему: при таком обилии ягод в лесу было нецелесообразно ходить сюда с небольшой тарой. За час оба наполнили свои корзины почти до краёв, особенно не усердствуя и, как им казалось, съедая больше, чем собирая. Углубились в малинник и вышли на дикую тропу, где мимо них прошло стадо оленей. Заметив людей, те пугливо скрылись в чаще и ускакали прочь, топая копытцами и хрустя ветками.

— Куда же они! — всплеснула руками Паландора. — Такие милые! Давайте их догоним: я хочу посмотреть на оленей вблизи!

Она поставила корзину и убежала за